Наши научные издания
Cтуденты факультета журналистики посетили Дом Гоголя на Никитском бульваре
25.04.2016
19 апреля студенты факультета журналистики – члены общества любителей науки и искусства «Самовар», а также слушатели Гоголевского семинара старшего преподавателя Е. В. Сартакова – посетили с экскурсией Дом Гоголя на Никитском бульваре. Пока что это единственный в России музей писателя. Экскурсию провела заведующая экскурсионным отделом Дома Гоголя О. А. Зозулина. Мероприятие прошло при поддержке Совета молодых ученых факультета журналистики.
Вечером здесь часто сидят влюбленные, отдыхая после прогулок по центру Москвы, утром же мимо этого небольшого дворика пробегают те, кто спешит на работу. Лишь одна сгорбленная фигура сидит здесь неизменно и наблюдает за тем, как быстро меняется мир вокруг. Медный Николай Васильевич Гоголь оказался на Никитском не сразу, до этого он стоял на Гоголевском бульваре. Открытие памятника, состоявшееся в 1909 году, было приурочено к столетию со дня рождения писателя. Когда покров был торжественно сброшен, все присутствовавшие замерли от удивления. Оказалось, Гоголь изображен сидящим на бесформенном каменном кресле и укутанным в крылатку с поднятым воротом. А вид гротескного носа писателя окончательно поразил публику. Никто не понимал, как реагировать на такой странный памятник, выполненный в нетрадиционной манере. В советское время было решено «спрятать» этот мрачный монумент во двор дома графа Толстого на Никитском бульваре, где провел свои последние дни Николай Васильевич, а на Гоголевском решили поставить новый, «стандартный», не вызывающий смешанных чувств у прохожих. Однако остается открытым вопрос о том, какой из этих двух образов пришелся бы по душе самому Гоголю. Просветитель с книгой и ясным взглядом или загадочный меланхоличный странник?
Дом-музей, расположенный в этом же дворике, невелик и уютен. Обычно в старинных домах пахнет отсыревшим деревом и свежестью гуляющих сквозняков. В комнатки, в которые с трудом помещалась наша малочисленная группа, проникало много света. Из мебели в доме было только самое необходимое, ведь Гоголь часто находился в отъезде. Один из главных экспонатов музея – сундук с письмами, книгами и другими личными вещами. Именно с таким саквояжем путешествовал писатель. Запись цокота копыт лошадей и обычный дорожный шум, доносившийся из прихожей, будто бы перенесли нас в тесный дилижанс («нележанс», как его в шутку называли), в котором обычно перемещался по российским пространствам Гоголь, садясь в углу, чтобы его никто не заметил и даже не подумал завести с ним разговор. В следующей комнате находился камин. По словам слуги, именно в нем Гоголь в одну холодную ночь сжег рукописи второго тома «Мертвых душ», бросая по одному вырванные из тетрадей листки в огонь. Крепостной мальчик рыдал от страха, наблюдая эту ужасную, полную боли картину.
Выйдя из комнаты, окутанной воспоминаниями об огне, уничтожившем роман, мы прошли в спальню и кабинет Гоголя. Видели столик, обитый зеленым сукном, на котором лежали карты, правда, не игральные, как в домах у других писателей, а географические, картины из любимой Гоголем Италии, портрет Пушкина, первую обложку «Мертвых душ», нарисованную самим автором, похожую больше на узоры в итальянских склепах и чем-то напоминающую воронку Ада из «Божественной комедии» Данте Алигьери. Особое внимание привлекла конторка писателя. Гоголь предпочитал писать стоя, причем у него была привычка работать не менее двух часов в сутки. В те дни, когда в голову не приходила ни одна строчка, он записывал на листе бумаги: «Что-то мне не пишется… Что-то мне не пишется… Что-то мне не пишется…» И после работа шла продуктивнее.
В музее мы обнаружили портрет привлекательного молодого человека с короткими волосами, уложенными в модную для того времени прическу. Только присмотревшись, поняли, что это Николай Васильевич! Наверное, так он выглядел в день премьеры «Ревизора», гордясь, что его труды наконец вознаграждены. Гоголь так много сил потратил на то, чтобы пьеса прошла цензуру и дошла до сцены. Он собирал актеров у себя дома, объяснял, как должен двигаться и вести диалог каждый персонаж. «Ревизора» играли по всей России, но многие губернаторы отказывались пускать постановку в свои города: правда колола глаза. Однажды даже произошел весьма курьезный случай. У какого-то городничего была двойная фамилия, похожая на фамилию персонажа комедии. В середине спектакля этот городничий забрался на сцену и потребовал немедленно все прекратить. Он кричал, что происходящее на сцене – клевета. Только когда ему объяснили, что пьеса одобрена цензурой, городничий сел на свое место и успокоился.
В финале экскурсии мы посетили комнату, в которой скончался Николай Васильевич Гоголь. Запись панихиды помогла почувствовать всю тяжесть утраты этого человека. В свои последние дни Гоголь боялся впасть в летаргический сон и оказаться в могиле еще живым. Отпевали писателя неподалеку – в университетском храме святой великомученицы Татианы. После отпевания студенты несли на руках гроб с телом Гоголя до самого кладбища Данилова монастыря. Когда в комнате выключили свет, все затаили дыхание. Подсвеченная посмертная маска отражалась в старинном зеркале так, словно на диване до сих пор лежал мертвый писатель, на лице которого навсегда запечатлелось беспокойство о судьбе России.
Размышляя об этом, мы попали в небольшой зал, посвященный персонажам Гоголя. Со стен на нас смотрели сюрреалистические горельефы. Здесь был и нос, расхаживавший некогда по петербургским проспектам, и летающая шинель, и утопленница из «Вечеров…», и все помещики из «Мертвых душ», восседающие на стульях, в которых «воплощены» их характерные черты. Забавно, например, что стул Коробочки накрыт шалью, а стул Собакевича – громадный монолит. Манилова мы видим на стуле с витыми ножками, а Ноздрев едва держится на расшатанном стуле, с помощью которого он обычно решал споры с соседями.
Мы вспомнили, как читали эти произведения в школе и смеялись над персонажами, созданными искусной рукой писателя. Гоголь оставил нам в наследство умение посмеяться над собой. А главным положительным героем всех его произведений был, конечно, смех.
Текст: Элиза Данте.
Фотографии: Анна Старинец.
Вечером здесь часто сидят влюбленные, отдыхая после прогулок по центру Москвы, утром же мимо этого небольшого дворика пробегают те, кто спешит на работу. Лишь одна сгорбленная фигура сидит здесь неизменно и наблюдает за тем, как быстро меняется мир вокруг. Медный Николай Васильевич Гоголь оказался на Никитском не сразу, до этого он стоял на Гоголевском бульваре. Открытие памятника, состоявшееся в 1909 году, было приурочено к столетию со дня рождения писателя. Когда покров был торжественно сброшен, все присутствовавшие замерли от удивления. Оказалось, Гоголь изображен сидящим на бесформенном каменном кресле и укутанным в крылатку с поднятым воротом. А вид гротескного носа писателя окончательно поразил публику. Никто не понимал, как реагировать на такой странный памятник, выполненный в нетрадиционной манере. В советское время было решено «спрятать» этот мрачный монумент во двор дома графа Толстого на Никитском бульваре, где провел свои последние дни Николай Васильевич, а на Гоголевском решили поставить новый, «стандартный», не вызывающий смешанных чувств у прохожих. Однако остается открытым вопрос о том, какой из этих двух образов пришелся бы по душе самому Гоголю. Просветитель с книгой и ясным взглядом или загадочный меланхоличный странник?
Дом-музей, расположенный в этом же дворике, невелик и уютен. Обычно в старинных домах пахнет отсыревшим деревом и свежестью гуляющих сквозняков. В комнатки, в которые с трудом помещалась наша малочисленная группа, проникало много света. Из мебели в доме было только самое необходимое, ведь Гоголь часто находился в отъезде. Один из главных экспонатов музея – сундук с письмами, книгами и другими личными вещами. Именно с таким саквояжем путешествовал писатель. Запись цокота копыт лошадей и обычный дорожный шум, доносившийся из прихожей, будто бы перенесли нас в тесный дилижанс («нележанс», как его в шутку называли), в котором обычно перемещался по российским пространствам Гоголь, садясь в углу, чтобы его никто не заметил и даже не подумал завести с ним разговор. В следующей комнате находился камин. По словам слуги, именно в нем Гоголь в одну холодную ночь сжег рукописи второго тома «Мертвых душ», бросая по одному вырванные из тетрадей листки в огонь. Крепостной мальчик рыдал от страха, наблюдая эту ужасную, полную боли картину.
Выйдя из комнаты, окутанной воспоминаниями об огне, уничтожившем роман, мы прошли в спальню и кабинет Гоголя. Видели столик, обитый зеленым сукном, на котором лежали карты, правда, не игральные, как в домах у других писателей, а географические, картины из любимой Гоголем Италии, портрет Пушкина, первую обложку «Мертвых душ», нарисованную самим автором, похожую больше на узоры в итальянских склепах и чем-то напоминающую воронку Ада из «Божественной комедии» Данте Алигьери. Особое внимание привлекла конторка писателя. Гоголь предпочитал писать стоя, причем у него была привычка работать не менее двух часов в сутки. В те дни, когда в голову не приходила ни одна строчка, он записывал на листе бумаги: «Что-то мне не пишется… Что-то мне не пишется… Что-то мне не пишется…» И после работа шла продуктивнее.
В музее мы обнаружили портрет привлекательного молодого человека с короткими волосами, уложенными в модную для того времени прическу. Только присмотревшись, поняли, что это Николай Васильевич! Наверное, так он выглядел в день премьеры «Ревизора», гордясь, что его труды наконец вознаграждены. Гоголь так много сил потратил на то, чтобы пьеса прошла цензуру и дошла до сцены. Он собирал актеров у себя дома, объяснял, как должен двигаться и вести диалог каждый персонаж. «Ревизора» играли по всей России, но многие губернаторы отказывались пускать постановку в свои города: правда колола глаза. Однажды даже произошел весьма курьезный случай. У какого-то городничего была двойная фамилия, похожая на фамилию персонажа комедии. В середине спектакля этот городничий забрался на сцену и потребовал немедленно все прекратить. Он кричал, что происходящее на сцене – клевета. Только когда ему объяснили, что пьеса одобрена цензурой, городничий сел на свое место и успокоился.
В финале экскурсии мы посетили комнату, в которой скончался Николай Васильевич Гоголь. Запись панихиды помогла почувствовать всю тяжесть утраты этого человека. В свои последние дни Гоголь боялся впасть в летаргический сон и оказаться в могиле еще живым. Отпевали писателя неподалеку – в университетском храме святой великомученицы Татианы. После отпевания студенты несли на руках гроб с телом Гоголя до самого кладбища Данилова монастыря. Когда в комнате выключили свет, все затаили дыхание. Подсвеченная посмертная маска отражалась в старинном зеркале так, словно на диване до сих пор лежал мертвый писатель, на лице которого навсегда запечатлелось беспокойство о судьбе России.
Размышляя об этом, мы попали в небольшой зал, посвященный персонажам Гоголя. Со стен на нас смотрели сюрреалистические горельефы. Здесь был и нос, расхаживавший некогда по петербургским проспектам, и летающая шинель, и утопленница из «Вечеров…», и все помещики из «Мертвых душ», восседающие на стульях, в которых «воплощены» их характерные черты. Забавно, например, что стул Коробочки накрыт шалью, а стул Собакевича – громадный монолит. Манилова мы видим на стуле с витыми ножками, а Ноздрев едва держится на расшатанном стуле, с помощью которого он обычно решал споры с соседями.
Мы вспомнили, как читали эти произведения в школе и смеялись над персонажами, созданными искусной рукой писателя. Гоголь оставил нам в наследство умение посмеяться над собой. А главным положительным героем всех его произведений был, конечно, смех.
Текст: Элиза Данте.
Фотографии: Анна Старинец.